Мысли вслух в день космонавтики. Рассказ Лидии Суроткиной из серии рассказов:
"Как живется русскому на земле Прусской?"

Утренний луч осветил мои красненькие мещанские герани на окне - пора начинать новый день. Пью зеленый чай с информацией по всем теле-радио.
Вместо горячих баранок с маком проглатываю новости: Венесуэла то ли пристрелила своего президента, то ли арестовали беднягу, евреи колошматят своих двоюродных братьев-палестинцев и никакие миротворцы им не указ, снова растревожен югославский улей, даже кто-то там себя застрелил, чтоб не стала Гаага им судьей. А у нас коммунисты не могут выбрать зло поменьше: потерять спикера Селезнева или уступить место Зюганова. Суета сует - кругом суета. Но ведь все это уже было в начале ХХ века. Убивали эрцгерцога в Сараево, устраивали еврейские погромы и делали им черту оседлости, которую таки преступил дедушка по маме Исаак Бланк и таки пробрался в Питер, где его внучок Володя Ульянов устроил таки заварушку в 17 году. Ему-то царь позволил экстерном стать юристом, хоть братан Сашуля стрелял в его батюшку-царя.
Ленин из благодарности пристрелил на всякий случай все царское семейство, а заодно и всех попов, и всех кто был умнее и талантливее приказал ловить и расстреливать. Все вернулось на круги своя. Вылетаю пулей из дома на природу. Сорока что-то трещит - притащилась, что притащилась? Она тихонько мастерила гнездо на пушистой вербочке. Не мешай. Идет на земле обновление! Примавэра!
Желтеют цветочки мать-и-мачехи, добавляя недостающего в Прибалтике тепла от солнца, пролески смотрят на нас голубыми глазками, умоляя не рвать и не мять все окружающее оставить хоть что-то своим потомкам.
Сегодня день космонавтики, идет репортаж с Байконура. Ветер озверело носится по полигону, зарывая в песок тонны металла, бетона и мудреных приборов из драгметаллов. Мой завод делал платы для космических кораблей. Все контакты серебрились, все заливалось шеллаком, военная приемка на заводе была неумолима, брак был ЧП. Но мы то были уверенны в том, что это архиважно и в три смены ходили паять, собирать и подгонять эти государственно-важные заказы. И мы так горды были своей миссией. И вот итоги. Погибло Аральское море, вокруг этого исчадия ада загублена степь и все живое: люди, тарантулы, желтая река Сырдарья. А сколько неизвестных никому людей погибло. Мой сотрудник в Ленинске просто сгорел. А другой рассказывал, как при испытаниях ракет не мог себя перебороть и зарывался в землю, и до сих пор живет с чувством вечного страха. А сколько их там спилось, т.к. денег давали больше, чем в КБ, а пития - залейся. Вот почему, озверев от злости, воет ветер, серебряный ветер, почти по Есенину. Но зато мы были первыми, хоть где-то! Прошел 41 год. Спасибо тебе Юра, а заодно и мне и всем, кто ютился всю жизнь в коммуналках, кто никогда не мог себе позволить завести семью, так как некуда было привести жену или мужа. Бетон шел на военные важные объекты. Сегодня стоят эти бетонные крепости, брошенные всеми. Мы учились в вечерних вузах и были счастливы, что Никита Хрущев изобрел такую замечательную форму обучения. Как громко все мы кричали Ура!, когда Гагарин приземлился. Что лично мне принесли космические выбросы в воздух?
Я наивно полагала, что оттуда все видней и уж наша держава вот-вот будет самой-самой, а тысячи неустроенных жизней - это мелкая плата за высокую идею коммунизма. Елизавета, английская королева, ныне почившая, заявила, что благо каждой семьи составит благополучие ее Королевства. И Англия достойная страна благополучных людей.
А кому мне сейчас предъявить счет за пропавшую неустроенностью жизнь?

Иных уж нет, а те - далече

Я часто слышу, как говорят заступники счастливого прошлого:
- Образование вам дали! Неблагодарные!
Поднимать новый приборостроительный завод они пришли всем курсом, выпускники Львовского политеха. ИИТовцы. Измерительная техника тогда была востребована, и они сразу стали завлабами. Сначала Женю Лащука как-то и не очень заметили, но вскоре при проблемах стали все бегать за помощью к нему. Первые приборы "содрали" у австрийцев: "Сименс унд Герц" был "козой", а вот до ума доводить следующие разработки стал его светлый разум. Маленького роста, стремительный, он мгновенно решал задачу, но не выдавал ответ сразу, а и нас заставлял соображать. Скоро при заводе сделали НИИ и Лащучок стал директором по науке. Говорил мало, но смачно, быстро, с украинским креном, западэнец с Луцка. Уже и диссертация готова, но КПСС спохватилась: как? без ее идей наука не пойдет!
НЕ хочешь в Партию, пожалеешь! Началась обычная для тех лет кутерьма. А незаурядный ум искал выхода из тупика, бунтовал. Но сильны были парткомы, ломали хребты всем башковитым и несговорчивым. И, как всегда, спасение в стакане. Тут и жена взбрыкнула, с того же Политехнического, она скучала в лаборатории, ушла технологом в цех, там завела роман. Она что ли зря наряды ездила шить себе в столицу, первой леди место не собиралась отдавать.
Запил Женя крепко. Но даже когда лежал в больнице изобретал и там особую связь, ремонтировал аппаратуру, за что ему опять же проставляли коньяк. Помогли, повесился. Светлая ему память!
Коэффициент удачи всегда в противостоянии коэффициенту интеллектуальности

А счастье было так возможно

План спасали в конце месяца, в цех загоняли всех ИТРовцев. Ставили батарейки, крутили болты, и вот здесь-то завлаб Леня на перекуре накинул свой пиджак на нашу очаровательную Аэлиту. Красавицу, отличницу в институте, но совсем не спортсменку, а скорее Золушку на балу. Любовь сразила их сразу. Она немногословна, тиха и вся светилась от его искрометных острот. Охваченная вихрем его идей, Аэлита следовала за ним в 4 утра на рыбалку, в 11 вечера на концерт его гениальных друзей и вместе с ними издавали газету Стоп, юморно и мягко подмечая острый текущий момент. Как ждали мы появления на стенах всех коридоров и лестничных маршей эти исписанные стихами и размалеванные полотнища.
На них парткомы не успевали наложить свое вето. От них веяло свежим ветерком, и только там эти умные незаурядные ребята могли себя выразить, не всегда совсем открыто, но все же это был островок вольнодумия. Конечно все это делалось по ночам, а, значит, заканчивалось снятием стресса, т.е. сухарем. Благо, болгарские сухие вина стоили около рубля. Скоро и для Лени это благо стало бедой. Да и родственники с обеих сторон усугубляли болезнь.
Лаборатория Леонида Ивановича разрабатывала эстрадины, электробаяны. Тогда это был прорыв электроники в серый досуг. Талантлив он был во всем: писал музыку, сам научился играть на всех инструментах, отлично рисовал. На защите диплома в Политехе ему рукоплескали, как артисту. Квартиры у них не было десять лет! Дочь воспитывалась с вечера до утра у мамы, а Леня с Эллой ночевали в его лаборатории, у друзей, где придется. Быт не забирал времени на ерунду; царила гармония духа, никто не зарывал талантов и всячески поддерживались разносторонние интересы мужа. С ними рядом находиться было неловко, казалось, подслушиваешь их мелодию любви. Хоть разговаривала Элла мало, после очередного Лениного подвига, она замолкала на месяцы никогда никому не сказав ни слова жалобы. Он находил нужные слова себе в оправдание, мирился и снова все дышало счастьем.
Начальство смилостивилось и о! долгожданная мечта - двухкомнатная квартира. И понеслось! Элла наконец-то дорвалась до хозяйства, стала, как все бабы вить гнездо: вышивать скатерти и салфетки, печь пироги и варить борщи, а главное - сама заботится о дочке. Леня тоже вносил в быт свою лепту. Сначала превратил квартиру в музыкальный центр, где было буквально все доступное и не очень.
Битлы и рок, классика, эстрадные мелодии звучали попеременно. Увлекающаяся натура, он все доводил до совершенства, а затем охладевал и кидался в новую затею. Потом вся квартира превратилась в царство фиалок: от белых до красных, от голубых до черно-фиолетовых, маленьких, крупных, узорчатых и махровых. Любители мечтали приобрести его новые чудеса и совершенства природы.
Надоели и эти красавицы.
Следующими жертвами стали рыбки. В светящийся и днем и ночью, гудящий компрессорами многоярусный аквариум преобразовал Леня квартиру - предмет зависти и любопытства всех, кого эти плавающие: полосатые, в крапинку желтые, малиново-синие, мелкие, черные, головастые, царско-хвостые, волновали. Сам выращивал новые виды, общался с такими же продвинутыми. Как доложила Элла, днажды ночью он выпустил воду, а рыб выкинул с балкона. Потом были кенари, собаки и все коту под хвост. Талант разменял на увлечения. Ах! если б тогда было время сегодняшнее, сколько мог бы он создать гениального, не будь той незримой черты, которую они не могли переступить. Нельзя! самое популярное было слово. За бугор было нельзя, думать и решать самому что делать опять нельзя. Вот и загоняли тех, кто не умел приспосабливаться и гнуться в угол.
Аэлита тяжело заболела, после операции ее не могли несколько часов вытащить из наркоза, вызвали Леню, и здесь его талант сгодился. Леня вернул ее в эту жизнь и сразу же оставил семью. Уехал куда то в Сибирь с новой женой, а Элла все эти двадцать лет ходит в церковь и молится усердно Богу. Без папы выросла дочь и родила сына. Леня недавно приезжал, купил дом дочери, но к Элле не вернулся. А я все еще надеюсь на хэппи-энд.
Лидия Суроткина, март, 2002, Калининград