Анатолий Лернер - Что я могу сказать о своей иммиграции?
Если характеризовать всё одним словом, то: медленно. Крайне и неоправданно медленно. Намерения уехать и остаться боролись друг с другом с переменным успехом. А началось всё довольно давно, когда обыкновенный глагол «уехать» обрёл совершенно новый смысл и начал восприниматься настолько однозначно, что даже не возникал вопрос – куда? Но, как и у многих прочих были надежды на то, что ситуация изменится и государство, в котором приходилось проживать, всё-таки сделает какие-то подвижки в цивилизованную сторону. Плюс наличие нормальной (по тем временам и понятиям) работы, друзей, контактов и многого того, что определяет наполнение слова «бытие». А бытие, в свою очередь, как известно, определяет сознание. Вот и крутилось сознание в пределах бытия. Очередной критический момент наступил уже в начале 90-х, и совсем не под влиянием каких-то ужесточений или ограничений, а наоборот, когда всё было позволено. Перестройка, путч, независимость, бардак; начало приходить понимание того, что в этой стране (я жил на Украине) при диктатуре ли, при либеральном ли режиме толку всё равно не будет. Тем более, что в 1990-м у меня родился сын и мне не хотелось, чтобы он повторял на своём опыте этот печально-спиральный путь в никуда. Итак, вопрос поднялся уже на уровне реальности. И первая половина его благополучно окончилась у дверей американского посольства в Москве, где группе граждан, в которой находилась и моя семья, объявили о присвоении статуса беженца. Было это не то в 1992, не то в 1993 году. Казалось бы, всё хорошо; уже решалось, как продавать квартиру, когда ехать, что брать с собой и прочие текущие вопросы. Однако дьявол соблазнил, и всё скатилось на подставленную им накатанную колею: опять хорошая работа, заработки, привычки и т.д. Сын был маленьким, всё было спокойно и под слоем здравого смысла всё-таки теплились какие-то надежды, что к тому времени, как он подрастёт, у страны тоже решатся проблемы. Однако процент неуверенности, хоть и небольшой, но оставался. И поэтому в качестве запасного парашюта я получил анкету ещё и в посольстве Германии. До сих пор хвалю себя за терпение, с которым я выстоял тогда большую (по нынешним временам – весьма скромную) очередь. Дело в том, что пока мы раскачивались, время вышло, вмешались новые обстоятельства и драгоценный американский статус беженца был утерян. И когда я убедился, что даже моё терпение подошло к концу, что при всём моём оптимизме розовые цвета вокруг стабильно сменились на тёмные и другого шанса уже не будет, заполненная анкета была отнесена в посольство ФРГ.