Военно-демаркационная линия, которая отделяет Северную Корею от Южной, всегда тщательно охранялась и после Корейской войны была практически непроницаема для перебежчиков. Только очень подготовленный и очень везучий человек мог преодолеть несколько километров минных полей, колючей проволоки, контрольно-следовых полос, избежав, вдобавок, столкновений с многочисленными патрулями. В то же самое время граница КНДР с союзным Китаем, по большей части проходящая по рекам Амноккан (Ялу) и Туманган (Тумэнь), никогда не была оборудована столь же тщательно - это КНДР было просто не по карману. Контрабандная торговля, равно как и нелегальное движение через границу, происходили в этом районе всегда, хотя особо это обстоятельство и не афишировалось. Технически переход границы особого труда не составляет: Туманган на большей части своего протяжения - достаточно мелкая река, которую во многих местах можно перейти вброд. Зимой, когда Амноккан и Туманган замерзают, пересечь границу еще проще. Все возможные трудности связаны не с условиями местности, а с действиями пограничников и, следовательно, зависят от желания и возможности властей охранять границу. 

С начала 1990-х годов ситуация в китайско-корейском приграничье стала осложняться. Экономический кризис в КНДР привел к тому, что правительство заметно ослабило контроль над населением, стало терпимее относиться к частной торговле и поездкам по стране без официального разрешения. Вдобавок, кризис привел к ослаблению и без того не слишком строгой охраны границы, к росту коррупции как среди северокорейского чиновничества, так и среди пограничников и военных. Наложились на него и реформы в Китае, а также установление дипломатических отношений между КНР и Южной Кореей. Поскольку в Манчжурии живет около 2 миллионов этнических корейцев, многие из которых имеют родственников в КНДР, сведения об этих переменах быстро попадали на Север. В результате движение через корейско-китайскую границу - как легальное, так и нелегальное - стало быстро возрастать. 

Тем временем, наступил 1995 год - возможно, самый трагичный во всей северокорейской истории. Катастрофические наводнения в Северной Корее вызвали беспрецедентный неурожай, за которым последовал крупномасштабный голод. Пик голода пришелся на 1997-1998 годы. Масштабы этого бедствия сложно определить и по сей день, оценки количества жертв колеблются от нескольких десятков тысяч до нескольких миллионов. Однако бесспорно одно: голод 1996-1999 годов был величайшей гуманитарной катастрофой, которая, вдобавок, осталась почти незамеченной мировым общественным мнением. С особой силой бедствие ударило по северным приграничным провинциям КНДР. В результате уже в 1996 году в Китае появились первые северокорейские беженцы, спасающиеся от голодной смерти. Скоро их количество стало измеряться десятками тысяч, а в скором времени - и сотнями тысяч. 

По данным проведенного весной 1999 года исследования, численность беженцев весной тогда составляла от 143 тысяч (минимальная оценка) до 195 тысяч (максимальная оценка) человек. По опубликованным в августе 2000 года оценкам Верховного Комиссариата ООН по вопросам беженцев, в Китае нелегально находилось примерно 100 тысяч граждан КНДР. Наконец, в сентябре 2000 г. газета "Чунъан ильбо", которая традиционно отличается неплохой осведомленностью о северокорейских делах, сообщила, что в Китае находится "до 300 тысяч" беженцев из Северной Кореи. 

Среди беженцев преобладают женщины, которые составляют три четверти от их общего числа. Основными районами расселения являются деревни этнических корейцев КНР, причем чем выше процент корейского населения в том или ином населенном пункте, тем больше там и доля беженцев. Поскольку среди беглецов преобладают женщины, то неудивительно, что значительная их часть по прибытии в Китай вступает в брак с местными жителями. 

В большинстве случаев такой брак заключается при участии связанных с организованной преступностью местных посредников, которых часто называют "торговцы людьми". В некоторых случаях посредники через родственников устанавливают контакт с девушкой и ее семьей еще в то время, когда та находится в Северной Корее. После этого посредники организуют доставку потенциальной невесты до границы, переход ею Амноккана или Тумангана и путешествие по китайской территории. В таких случаях речь идет о вполне добровольном решении, хотя и продиктованном бедственным экономическим положением семьи. Чаще, однако, беженки попадают в руки брачных посредников и их партнеров-бандитов уже в Китае, после перехода границы. Временами женщины идут на такой контакт вполне добровольно и даже сами активно ищут его, ведь для беженки возможности трудоустройства очень ограничены, и брак является едва ли не самым надежным способом найти средства к существованию. 

Посредники продают свой "товар" в жены местным жителям. Цены, упоминаемые в опубликованных материалах, колеблются в весьма широком диапазоне - между 1 и 10 тысячами юаней, но кажется, что наиболее типичная цена женщины 20-29 лет - 3-4 тысячи юаней (400-600 долларов). Сумма эта выплачивается по получении "товара" и целиком поступает в распоряжение посредников. Происходит это даже в тех случаях, когда будущая невеста и ее семья сами изъявили согласие на такую сделку - интерес северокорейской семьи заключается в том, что таким образом дочь спасается от угрозы голодной смерти, а дома становится одним ртом меньше. Встречаются упоминания и о продаже беженок в публичные дома, но такие случаи, по-видимому, остаются относительной редкостью - не в последнюю очередь потому, что секс-индустрия в бедных провинциях китайского Северо-Востока особо не развита. 

В качестве покупателей беженок выступают местные жители, по преимуществу - те из них, кому по разным причинам сложно найти себе жену: крестьяне-бедняки, вдовцы с детьми, пьяницы, наркоманы, инвалиды. Есть среди них и китайцы, и этнические корейцы. В некоторых случаях проблемы возникают и не по вине мужчин: в большинстве сел Манчжурии массовый отъезд в город молодых женщин привел к острейшему "дефициту невест". Разумеется, китайскими властями такие браки не признаются, ведь нелегально находящаяся на территории КНР кореянка не может зарегистрировать брак с гражданином КНР официально. Поэтому с юридической точки зрения речь идет о простом сожительстве, в лучшем случае - скрепленном какими-то традиционными свадебными обрядами и, таким образом, вполне легитимном для односельчан, но не для государственных учреждений. Сказывается это и на юридическом положении детей, которых, как правило, вообще нельзя формально зарегистрировать - со всеми вытекающими из этого последствиями. 

Как видно из многочисленных интервью, очень многие беженки довольны своими новыми мужьями, говорят о них с теплотой и благодарностью, и порою выражают желание оставаться с ними до конца дней своих. В прессе неоднократно описывались случаи, когда депортированные обратно в КНДР женщины вновь - и часто с немалым риском - пересекали границу и возвращались к своим мужьям. С другой стороны, многие из проданных женщин оказываются в полной зависимости от пьяниц или игроков, которые часто их избивают и попрекают каждым куском хлеба. Нередко все это кончается бегством кореянки, которая либо пытается найти какую-нибудь работу, либо же опять (добровольно или нет) оказывается сначала в руках брачных посредников, а потом - в доме следующего мужа. Жаловаться властям и невозможно, и просто опасно: во-первых, кореянки в своем большинстве не владеют китайским языком, а, во-вторых, боятся депортации, которой подобная жалоба наверняка и закончится.